Шухов: возвращаясь к напечатанному

Ответ на рецензию Е.М. Шуховой "Несколько замечаний об исторической правде" https://www.proza.ru/2019/09/11/1100?fbclid=IwAR3tmoxRm2XJepx7_XymQzPYjNtdh2iaPZaBeFRCEvJoBYedIMkYl9RcZ5A

Недавно мы с Маргаритой Борисовной Аксёненко опубликовали статьи («Архитектурное наследство», вып. 69 http://www.kolohouse.com/archnasledstvo69), посвящённые двум знаменитым московским зданиям, но объединённые сходством сюжета: наличием конструкций, авторство которых традиционно приписывается Владимиру Григорьевичу Шухову. Речь о Верхних торговых рядах (известных более как ГУМ) и Музее изящных искусств (ныне ГМИИ им. А.С. Пушкина). Анализ историографии показал, что атрибуция светопроницаемых перекрытий этих зданий как «шуховских» является предметом конвенции, не имеет документальных подтверждений, и никто из авторов, писавших о Шухове прежде, не задавался целью разобраться в этом вопросе. Одним из таких авторов является правнучка выдающегося инженера, Елена Максимовна Шухова.

Как выяснилось, она откликнулась на наши публикации, достаточно развёрнутая рецензия выложена ею на сайте «Проза.ру». Выбор Е.М. Шуховой формата для опубликования своего мнения я позволю себе не комментировать, ограничившись замечанием этического характера. Даже если текст был действительно отклонён редакцией «Архитектурного наследства» как не отвечающий жанру научной статьи (каждый может пройти по ссылке и сделать выводы о том, насколько это справедливо), это, на мой взгляд, не давало Е.М. Шуховой никакого основания для тех обобщений, которыми она заканчивает своё выступление. Позволю себе видеть в таком заключении не только эмоциональный выпад, но и тривиальный журналистский приём, состоящий в том, чтобы смешать две разных истории и завершить повествование чем-то скандальным. Я надеюсь на разумность читателей, способных разделить сюжет о плагиате, к которому ни я, ни М.Б. Аксёненко, ни редакция «Архитектурного наследства» не имеем никакого отношения, и добросовестные научные исследования, основанные на архивных документах.

В нашем с М.Б. Аксёненко случае у Е.М. Шуховой никто ничего не списывал и не крал. Напротив, выводы, сделанные нами с коллегой, оказались для правнучки Шухова слишком самостоятельными. Безусловно, родственные чувства достойны уважения, когда не вторгаются в сферу научного поиска, и когда апология предков и пересказ семейных преданий не подменяет собой исследовательской работы. Напомню, что важнейшим принципом исторического исследования служит критика источников. А семейные байки и случайно оброненные слова в качестве источников котируются крайне низко. 

           

Теперь обратимся к конкретным претензиям Е.М. Шуховой.

1.       Должен признать, что в научно-популярной (и полностью лишённой ссылочного аппарата) книге А.Э. Лопатто действительно содержится пассаж, процитированный Е.М. Шуховой и упущенный мною по единственной причине: он находится в заключительной части, обобщающей сказанное в основном тексте и по интонации напоминающей юбилейное выступление (ил. 7). Резонно задать вопрос, почему А.Э. Лопатто ни словом не обмолвился о ГУМовских конструкциях в специальной подглаве «Металлические арочные покрытия»? В ней рассказывается исключительно о павильонах Нижегородской выставки. И совсем уж несостоятельными видятся призывы верить каждому слову А.Э. Лопатто по причине того, что он был «из той же, что и В.Г. Шухов, инженерной среды». У меня как историка архитектуры есть основания считать, что профессиональная среда является отличным инкубатором мифов и легенд! Обращаю особое внимание на то обстоятельство, что ни А.Э. Лопатто (окончил МВТУ в 1916 году), ни Г.М. Ковельман, о котором речь будет ниже, в силу своего возраста не могли достоверно свидетельствовать о деятельности В.Г. Шухова начала 1890-х годов. Прошу у Е.М. Шуховой позволения не быть столь простодушным в деле выбора источников исследования. На ил. 2 показана страница из книги Г.М. Ковельмана, на которой говорится о том, что ГУМовские перекрытия выполнены при консультации В.Г. Шухова и… А.Ф. Лолейта. Для того, чтобы записать железобетонщика Лолейта в соавторы/консультанты лёгких металлоконструкций, надо было иметь крайне смутные представления как о его профессиональной биографии, так, очевидно, и об истории строительства интересующего нас здания. И здесь что ли верить Ковельману предлагает мне Елена Максимовна?

    

2.       Цитата из выступления Н.Е. Жуковского действительно не соответствует моей концепции. Однако не потому, что основоположник отечественной аэродинамики своими словами твёрдо доказал авторство В.Г. Шухова для перекрытий ГУМа. Эти слова вообще не имеют отношения к какому-либо конкретному зданию, но отсылка к брошюре «Стропила» 1897 года издания позволяет увидеть (по чертежам, приложенным к этой брошюре), о перекрытиях какого типа идёт речь. В своей статье я посвятил достаточно места особенностям этих перекрытий, отличающим их от использованных в ГУМе http://blogpechenkin.blogspot.com/2019/02/blog-post.html. Это иной профиль свода и иная (именно сетчатая) его конструкция. Тот же А.Э. Лопатто указывает на то, что арочные перекрытия Шухова были развитием «плодотворной идеи сеток» (ил. 6). Именно такие арочные перекрытия мы обнаруживаем в исполнении конторы А.В. Бари начиная с 1896 года.

    

3.       Пытаясь отодвинуть дату начала разработки В.Г. Шуховым арочных перекрытий с затяжками, Елена Максимовна приводит в пример здание склада общества «Кавказ и Меркурий» (1886), в котором обнаруживает прототип ГУМовских фонарей и упрекает меня в том, что я не делаю того же самого. На ил. 3 я привожу страницу из книги Г.М. Ковельмана со схематическим чертежом разреза этого здания и, что особенно важно, описанием его конструкции в тексте. Из того и из другого явственно следует, что конструктивно перекрытие для «Кавказа и Меркурия» не имело практически ничего общего с фонарями ГУМа. Листы волнистого железа, согнутые в дугу, были схвачены затяжками, но отчего Е.М. Шухова решила, что в качестве последних выступали струны? На чертеже стропильная система имеет затяжку, но это, насколько видно, не струна, а металлический профиль (затяжкой именуют даже доску, соединяющую ноги деревянных стропил). И между прочим, профиль свода даже в столь раннем примере шуховской конструкции вполне соответствует его пологим арочным перекрытиям конца 1890-х годов (и приведённым в чертежах к «Стропилам», ил. 4)», отличаясь при этом от ГУМовских фонарей. 

     

4.       Далее Е.М. Шухова совершенно искренне недоумевает, кто ещё, если не её прадед, мог спроектировать перекрытия для ГУМа. Нет, мол, других ярких имён, никто на эту роль «не претендует». На фоне явно недостаточной изученности русской инженерной школы конца XIX века, такой риторический ход выглядит более чем странно. В поздней Российской империи функционировали учебные заведения инженерного профиля, работал целый ряд конструкторских бюро на предприятиях, проектировались различные сооружения. Так что один-единственный человек, даже наделённый гениальными способностями, отвечать перед историей за всю страну не может. Думается, что на данном этапе было вполне достаточно обнаружить (и в случае ГУМа, и в случае ГМИИ) недоказанность и сомнительность атрибуции конструкций В.Г. Шухову. В ответ можно было бы ожидать каких-то веских аргументов в её пользу, но таковых, очевидно, нет.

5.       Да, нам предлагается просто уверовать в семейное предание. Отсутствие документальных подтверждений участия её прадеда в проектировании Верхних торговых рядов Е.М. Шухова объясняет достаточно оригинально: «данный факт сохранила семейная история, и сомневаться в нём нет никаких оснований». Увы, насчёт «достоверности» семейных историй я мог бы написать отдельно и с примерами. Они ничуть не уступают корпоративным легендам.  

6.       А вот по поводу случая ГМИИ Е.М. Шухова пишет и вовсе странные вещи. Она призывает поверить ей на слово в том, что проект Шухова «несомненно существовал», хотя никогда его сама не видела и не знает, чем он отличался от реализованных перекрытий. Своё шаткое умозаключение Елена Максимовна пытается подкрепить известием о знакомстве Шухова с Ю.С. Нечаевым-Мальцевым и о том, что последний пользовался услугами выдающегося инженера. Действительно, в архивных документах Ю.С. Нечаев-Мальцев значится среди заказчиков конторы А.В. Бари, но заказывал он конструкции для других сооружений и в другое время. Следует добавить, что в светопрозрачных перекрытиях ГМИИ использованы не только фермы Полонсо, есть там и арочные стропила с затяжками (ил. 8).

     

7.       И, наконец, к вопросу о Шухове как кумире авангарда и вообще его мнимой забытости в советский период («После смерти на долгие годы В.Г. Шухов оказался в полузабвении»). Я не стану бросаться словом «неправда», которое позволила себе применить Е.М. Шухова в мой адрес. Но замечу, что в истории отечественной архитектуры и инженерии немало гораздо более забытых имён. Об этом свидетельствует недоумение самой Елены Максимовны, которая не может припомнить больше трёх фамилий инженеров, работавших в России на исходе XIX столетия. Совершенно понятно, что это не беда тех инженеров, но следствие нашего незнания. А применительно к В.Г. Шухову -- пусть читатель сам рассудит, можно ли считать забытым человека, о котором в течение только одного десятилетия вышел целый ряд книг: И.Я. Конфедератова (1950), А.Э. Лопатто (1951), В.Е. Пархоменко (1953), И.Г. Васильева (1954), Г.М. Ковельмана (1961). Напомню также, что в 2010 году книга о В.Г. Шухове, написанная Селимом Омаровичем Хан-Магомедовым, была издана в серии «Русский авангард» (ил. 9). Непонятно, о какой отдалённости Шухова от авангарда пишет Елена Максимовна, приводя ссылку на текст того же Хан-Магомедова… 

              

В заключение хочу выразить надежду, что творчество В.Г. Шухова ещё найдёт своего добросовестного и беспристрастного исследователя.